Пятница, 29.03.2024, 15:39

ЗИНАИДА ГАЙ

Сайт автора книг об энергиях планет в человеке

Меню сайта
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Железный город. Часть 2

            К городу Зеро мы, как и думалось, приехали в два часа ночи. А вот въехать в него большая проблема. Для чужаков. Если в прошлый раз мы приехали днем, и правильную дорогу было найти не так уж сложно, то в этот раз мы изрядно покрутились.

 

            - Слушай, в лесу есть леший, который сбивает с пути. Дома есть домовой, который может сбить с толку любую хозяйку. Или полтергейст. А здесь-то что? Городовик что ли? Он что, охраняет город? -  спросил меня мой уставший спутник. Мы решили остановиться и оглянуться. Или просто набрать сил для следующего рывка. Где-то же должен быть хитрый въезд. Мы уже устали снова и снова кружиться по окружной дороге. Город не впускал нас ни в какую.

 

            Ночь, и довольно темная. Наверняка, новолуние. Ни одной души. И вдруг подъезжает несколько спортивных автомобилей, ослепляя нас фарами. Все как в замедленном темпе. Из машин выходят  явно не самые интеллигентные ребята. У нас тоже легкое замешательство, потому что все очень неожиданно. Я, конечно, сразу про сон вспомнила и решила, что нас здесь и прикончат. Но его-то не должны? Я одна там была, во сне. Так что не сходится. Может грабители? Денег у нас собой не так уж много, но на месячишко ребятам погулять хватит. И взять их несложно. Да и машина у нас неплохая. Мы никогда не прятали деньги. Относились к ним как-то спокойно. Как к документам. То есть не клали на видное место, но и не припрятывали в разные заначки. Так и сейчас: они были в кармане куртки моего спутника. А я вообще не любила трогать денежные знаки. Не потому что боялась заразы, а просто не любила их трогать руками и все.

            Тут один из ребяток в  черной майке все же подошел к нам. Видимо, они тоже разглядели, что нас всего двое.  Дверцы нашей  машины были открыты, но мы не стали их захлопывать при виде этой ночной кавалькады. А что толку? И продолжали курить как ни в чем не бывало. Руки у меня слегка тряслись. И не от усталости. Гранатометов у нас собой не было, только несколько отверток, да и то в багажнике.

            - Мужики! Закурить есть? - а сам сигарету в руках держит, и причем зажженную. Я тронула тихонько спутника за руку, как бы успокаивая его. От этого парня не шло никакой агрессивности. Ветер знал этот жест.

            - Как же нет, когда есть, - отвечает Ветер, - тебе сколько штук?

            - Да нет, я так просто, для разговору. 

            - А-а-а.

            - Вы местные?

            - Да как сказать...

            - Мы в город не можем дорогу найти. Вот ведь, блин, в который раз приезжаем, и все мимо приходится ехать. А тут до следующего, сам знаешь, пилить да пилить.

            - Да уж, это мы знаем. Сами крутимся, как черти, устали уже. Эти железнодорожные пути как-то хитро все перекрыли. Сейчас будем пробовать еще раз.

            - А я думал, вы местные. Ну, и хрен с ним, с этим городом. Ладно, бывай, браток.

            Они развернулись и уехали.  А мы в другую сторону. На всякий случай. И тут же увидели этот чертов въезд. Он такой незаметный, его знать надо. То, что в городе одностороннее движение, мы уже были ученые, но пренебрегли этим. Надеялись, что гаишники тоже сохранили деревенские привычки. А если нет, то и фиг с ним, со штрафом. Заплатим, не за такое платили. Но нас никто не остановил, и мы уже без приключений добрались до знакомой гостиницы.

            Нас встретила заспанная дежурная высоченного роста и без всякого оркестра. Как ни странно, мы опять попали в тот же номер. "Ну, здравствуй, Азиопа!" - как говорил Явлинский. Приезжих здесь совсем мало, а хорошие номера стоят дорого.  Вот они нас и впихивали в хороший номер под названием люкс. А мы  и не сопротивлялись. Все оплачивала фирма. А она не веники вяжет. Она вяжет интересные договора, и потому денежки там водятся.

            Мы даже не стали обсуждать происшествие, потому что это было и не происшествие, а так себе. Мы буквально валились с ног. Да, мы не дипломаты. Это им положено не спать сутками и при этом хорошо выглядеть. И хорошо, что мы не дипломаты. Мы еще не знали, что это последняя мирная ночь в хорошей постели. Мы многого не знали, и в этом было наше счастье. Сейчас было важно поспать хотя бы четыре часа, потому что с утра предстояло много работы. График у мужа был сжат донельзя. А днем опять в дорогу.

            День как день, только жара невыносимая. И опять этот нескончаемый скрежет металла.  Но мы-то здесь не навсегда. Мы уже давно научились структурировать время. И это спасало от многих ненужных стрессов. Вот, например, предстоит неприятная работа. Можно нервничать по этому поводу и считать, что вся твоя жизнь это сплошная нервотрепка. А можно заключить время исполнения работы в капсулу. В так называемый временной отрезок. Просто понять, что это не навсегда, а лишь на определенное время. И сделать эту работу нужно обязательно качественно, чтобы не возвращаться в этот неприятный временной отрезок. В жизни каждого из нас множество таких моментов. Но их можно сделать главными отправными точками, а можно перехитрить неприятности. Казалось бы, получается огромная гроздь этих капсул, но между этими самыми виноградинками есть пространство. Вот это пространство и есть настоящая жизнь. Его только нужно уметь увидеть и еще радоваться этим маленьким передышкам. Этому меня научил Ветер. Это он сам придумал. Вроде мелочь, а жить стало легче. Так и бегаем как солдаты под бомбежкой. Под бомбежкой всяких дел и делишек. Передышек все меньше, потому что время заметно уплотнилось в конце тысячелетия, но все же они есть.  Зато мы не разучились наслаждаться свободным временем. Мы в нем медленно и лениво плаваем. Даже если этого времени всего час. 

            Мы договорились встретиться в час дня, чтобы ехать дальше. В ожидании я прошлась по рынку, чтобы закупить немного продуктов в дорогу. Дорогу я знала и потому у гренадерши-дежурной спрашивать не стала. Показалось немного странным то, что уборщица, лениво возившая тряпкой по полу в номере, тоже была высоковата для женщины.

            "Сестры они, что ли? - подумала я мимоходом, - но тогда уж и директор гостиницы их брат, наверняка. Черт, а ведь гаишники в городе тоже высоченные парни!"

             Я шла по улицам и думала о средней высоте или длине человека. Если мой спутник особо не отличался от них, то я выделялась заметно. Меня можно было принять только за девочку-подростка. Да и то младшего возраста. На базаре я отвлеклась от этих мыслей, подумав, что я просто немного не в себе от недосыпания. 

            Рынок несколько отличался от нашего. В нем было больше ярких красок, потому что Азия находилась намного ближе. Это чувствовалось по ярким одежкам на прилавках, обилию фруктов и овощей и запахам специй. Да и продавцы были не уральской наружности, а в основном узбеки и таджики. Здесь яблоки пахли яблоками, а дыни дынями. А не пластиком, как на нашем базаре. И рука сама лезла в карман, чтобы накупить побольше такой вкуснотищи. Продукты на дорогу куплены, теперь можно посмотреть что-нибудь по мелочам для Дуньки.

            И опять пронзительная мысль: " А ведь те, с Титана, тоже были очень высокими. И здесь местные, как на подбор, гренадеры какие-то. Приезжих-то сразу можно отличить, по росту. Ну ладно, у меня рост маленький, всего метр шестьдесят четыре, с каблуками чуть больше. И все равно я себя малявкой чувствую среди них. А среди своих, то есть в своем городе таких ощущений не возникает. Почему? Там тоже есть высокие, но не так много. И выражение лиц тоже другое. Какие-то они уж слишком спокойные, что ли. Смотрят как будто внутрь себя. Спокойная и тупая сосредоточенность. Вроде как они знают что-то такое, о чем другим рассказать не могут. Да ну, чушь какая-то! "

            Весь оставшийся до гостиницы путь я разглядывала прохожих на предмет высоты и выражения лиц.

            "Ну и молодцы, что такие спокойные, - успокаивала я сама себя, - А что им волноваться? Зарплату вовремя платят, кругом чистота, порядок. Не то, что в других местах. Ох, опять этот скрежет с неба. Может, они слегка глуховаты? Да нет, мне не приходилось напрягать связки при разговорах. А, вот что! Их ничего не волнует. Под колпаком они живут, что ли? Нет волн, вот и не волнует. Не штормит у них тут никогда".

            И все же я не поленилась, спросила у знакомой дежурной, почему народ такой рослый. Она равнодушно повествовала, что к ним даже японцы на этот предмет приезжали.

            - Рылись-рылись, проверяли нас, а потом выдали, что у нас в воде и земле железа много. Как будто мы сами этого не знаем. Тоже мне, ученые, еще японцы. Вы скоро отъезжаете?  

            - Где-то через полчаса, а что?  

            - Да нет, ничего, в номере надо помыть, а дежурная пораньше домой хотела отпроситься. Пусть подождет, а потом идет совсем. Сегодня, видать, никого не будет больше. Приезжих-то мало.

            Я стала складывать наши нехитрые пожитки, радуясь тому, что мы скоро вырвемся на степные просторы. Там будет не так шумно, и дышать есть чем. Но тут раздался вой сирены. Он перекрывал, и очень сильно, шум города.

            "Господи, что это? Химическая атака, что ли? - испугалась я, - О, Боже! да это же наш джип засигналил!  Какой дурак его тронул? А может, дети камешком кинули".

            Я побежала к окну, ведь машина стояла на стоянке прямо под окном. Там уже был мой спутник, который явно находился в некоторой растерянности. Он никак не мог отключить сигнализацию, ругаясь на чем свет стоит. Я вприпрыжку спустилась вниз. Выяснилось, что он не знает, где спрятаны какие-то провода от сигнализации. А джип орал как резаный. Мы побежали в вестибюль, чтобы срочно дозвониться шефу и узнать про эти чертовы концы. Шефа, конечно, не было на месте. Кто-то из сослуживцев сказал, что машину эту всего два дня назад перегнали из Москвы. Может быть, шеф и сам толком ничего не знает. А машина орет! Ну, хоть руби ее на куски! Народ сбежался, смотрит на нас, как на чокнутых, которые решили повеселиться. А нам не до смеха. Ветер отправил меня в номер, чтобы я не орала громче машины, вернее, сигнализации. Нас начали проклинать из окон соседних домов. В лучшем случае люди высовывались с любопытством. Такой ужас продолжался примерно час, потом все же кто-то из местных умельцев понял, где могут быть спрятаны концы. Пришлось отодрать обшивку внутри автомобиля, чтобы найти их. Этот час показался вечностью. Я думала, что я просто сойду с ума. Было и стыдно и противно до рвоты. Меня и в самом деле вырвало от нервного напряжения. Город-то маленький и компактный, а сигнализация рассчитана на Нью-Йорк, не меньше. Ветер тоже здорово перенервничал. Тут никакие теории по временным отрезкам не проходят. Потому что не знаешь, когда это закончится.

            Еще он переживал, что шеф наверняка не поверит  ему. Он вообще никому не верил, даже себе. Будет взбучка за сломанную сигнализацию. Да еще такую навороченную.

            - Ты пока отдохни тут. Я попробую найти кого-нибудь из местных умельцев. Может, наладят сигнализацию. А то без нее ехать не совсем хорошо.

            - Ага, отдохнем на том свете, сам знаешь. Ты надолго?

            - Постараюсь побыстрее. Ты поспи пока.

            Он уехал с кем-то искать кого-то. Как в сказке: "Пойди туда, не знаю куда, найди того, не знаю кого". Ему-то хорошо, а мне тут переживай.  Не так давно он сказал мне, что сказка про три дороги - это для счастливых людей.

            "А у меня всего одна дорога - вперед. Даже назад не могу вернуться, там вы с Дунькой. Я на вас наступлю, если поверну обратно. Так что я иду и радуюсь. А что мне остается делать? ".

            Мне за его спиной хорошо, я могу хоть во все стороны прыгать, потому что он все равно меня спасет. Вытащит из любой передряги. И Дуньку тоже. Мы, конечно, этим не злоупотребляем, но само сознание этого дает возможность чувствовать себя несколько свободней, чем остальные. Чем работающие женщины, например.

            Одна из моих старинных подруг рассказывала мне, как ей трудно стоять каждый божий день, вернее, раннее утро, на остановке. И в холод, и в дождь.  А денег на маршрутку нет. На обед тоже. Ей кажется, что она может чокнуться от того, что она каждый день, вот уже два года, ест на обед только полпачки китайской вермишели с кипятком. И все.  Она знает, что от этого никуда не денешься. Ей тоже можно только вперед. Позади нее две никак неустроенные в жизни и даже на работу взрослые дочери. Таких знакомых было большинство.  Но они могут и поныть, а мой муж нет. Потому что я больше него пугаюсь, если вижу, что ему плохо. Поэтому он не показывает своей неуверенности. В завтрашнем дне.

            Однажды в "плохую погоду" я в сердцах сказала  ему, что мало ли что случится, нужно и о "черном дне" подумать. Он спокойно объяснил мне, что он не желает даже думать об этих "черных днях".

            "Вот придет время, тогда и подумаю. А сейчас не хочу! Может, они никогда и не наступят, эти дни. Почему я должен тратить время и силы на размышления об этой ерунде?  И вообще, это коллективное бессознательное. А ты сама знаешь, что мы с тобой межклеточная жидкость".

            Эта нами придуманная теория о межклеточной жидкости помогала нам не вступать ни в какие партии, не принимать никакой религии. Если религия или партия это клетка, возможно даже живая, то между всеми этими клетками должна быть межклеточная жидкость. Она-то их и подпитывает. Если все вступят в ту или иную религию или партию, то между ними начнутся трения. И очень сильные. Потому что им нечем будет больше заниматься. А так они занимаются тем, что стараются привлечь таких, как мы, в свои ряды. А мы делаем вид, что думаем. Сколько мы будем думать, это наше дело. Чем позже вступишь в их ряды, тем больше грехов проститься. А нам, честно говоря, казалось, что Богу все равно, в какой ты партии и являешься ли ты  христианином или буддистом. Или вообще никем не являешься. Лишь бы жили по божеским законам, хоть приблизительно. Нам, конечно, больше других нравилось православное христианство. Само словосочетание нравилось. Да и живем мы не в Америке, слава богу.

             Еще образ Его на кухне всегда висит. Который Константин Рерих написал. Я его примерно таким и видела во снах. Эта картина много  позже появилась в нашем доме. Все думала, глядя на портрет Христа, почему он мне больше других нравится? Ведь так много изображений Его? Потом поняла, что Рерих-младший сумел так его изобразить, что он на все лица мира похож. Вот и весь секрет. В этом изображении хоть кого узнать можно. Но почему-то мне кажется еще, что он был первым христианином, станет и последним. Представляла себе, как придет он снова к нам на Землю, а его видеокамерами снимать будут, рекламные ролики новые пустят, на сумках чего-нибудь намалюют на эту тему, а потом снова распнут или фанаты растопчут нечаянно. Чтобы все по-настоящему было. "Так тебя мы полюбили, что нечаянно убили" получится. Одна надежда, что история в том  виде, в каком была уже, не повторяется.  

            Одно нам не нравилось более всего - то, что Он висит на Кресте. И все этому поклоняются. Поклоняются боли, печали. Еще ноги целуют. Ему больно, а они на боль и страдания молятся. Ему бы сойти с Креста, да по полюшку с цветами пойти. И как Ему помочь в этом? Вот тогда бы все за ним ползком поползли. Бегом бы побежали и еще радовались бы! Церковь заставляет любить из страха, а не из любви. Да и торгуют там. Нехорошо это. Ведь в магазинах простых можно церковными причиндалами торговать, зачем в самих церквах-то? Там денег шелест не должен быть слышен. Кому надо чего для поминок купить, они там и купят, а кому не надо - и в церкви не возьмут. Нам что, палками как Христос их оттуда гнать, торговцев этих? Нет у нас таких полномочий!  Американцы в фильмах на Библии клянутся, руку кладут и правду обещают говорить. В этой Библии столько темных мест, а спросить толком не у кого, вот и роемся в книжках и в головах и душах своих в поисках ответа. На какую же они книгу руку кладут и какую правду говорят? Ладно, хоть наши этого не делают. Лучше бы мы к сердцу руку прикладывали или просто так правду говорили. Вот и не могут они дождаться тех, кто им более других нужен. Мы хотим пойти за Ним, но не за теми, кто за Ним идет следом. Так еще Фалес Аргивянин говорил, и правильно. За Ним очереди не бывает, Он для всех сразу. Вот и сверкают фальшивым золотом самые "благородные" из них.  А нам так  хотелось любить из любви! И мы Его любили потихоньку. А чего о вере в Бога орать на каждом углу? Смешны те, кто не верит. Еще смешнее те, кто доказывает с пеной у рта, что Он есть. Я про себя называла Его Другом сердечным, еще Командиром, потому что он был по моей версии главный командир в нашей Вселенной. Она как большой космический корабль летит куда-то, а Он командует этой космической флотилией. Иногда проверяет самолично посты, за ним идут Его подчиненные апостолы. Они держат порядок во Вселенной. Вот такая семейная версия.

            Все эти размышления помогали скоротать время до отъезда. Прошло уже три часа, а его все нет и нет. Дежурная заглянула в номер с немым вопросом. Я развела руками. Номер был снят на сутки, и потому хотя бы можно было не беспокоиться. Ни ей, ни мне. Она вздохнула: "Это город вас не отпускает. Видать, вы нужны здесь зачем-то". Я не сразу отреагировала на ее слова. У меня просто не было душевных и физических сил реагировать. Она ушла, сказав, что ее смена кончается. Еще добавила: "А то оставайтесь".

            Оставаться не хотелось, да и нельзя было срываться с графика. Завтра утром нас ждали другие дела в другом городе. А ехать до него еще ой сколько! Решила позвонить дочери, благо, что телефон прямо в номере стоял.

            - Ма! - обрадовалась дочь, - а у нас новости! Есть плохие и хорошие, с какой начать?

            - Дочь, тут такой кисляк. Если с плохой начнешь, я просто лягу и умру. Нет, я даже ложиться не буду, чтобы чужую постель не пачкать, я стоя умру, - и все-таки не удержалась, спросила, - небось, четверку по сочинению получила?

            - Обижаете, маман, - суровым голосом произнесла дочь, - мы таких оценок не знаем. Сочинение - на пять. Я рецензию на Викторию Токареву писала, критиковала ее вовсю,  про Пашу и Павлушу, про любовь и смерть.

            -  Ну, надо же! Вот какое сочетание в вашем-то возрасте. Приеду - почитаю. Дальше что?

            - У нас птички на балконе родились, зорянки, целых семь штук!  Ма-аленькие такие, хорошенькие, пищат смешно. Я их не трогаю, смотрю только.

            - Это хорошо, что птички, а не крокодилы. Зорянки, говоришь? А дальше?

            - Дальше не поверишь, мам. У тебя праздник! Наконец-то и на твоей улице грузовик с пряниками опрокинулся! Твой огурец вылупился. Ты же пять семечек сажала, а вырос один, вот и вылупился первый. Тут тетя Таня позвонила, она же тебе семена давала. А она говорит, что у нее много уже таких, даже с соседями делится.

            - Да?! А она баржами еще не вывозит их с балкона своего, на продажу? Вот ведь зараза, а! Вечно меня переплюнуть хочет! Огурец - это хорошо. Та-ак, птички, говоришь, огурец... - что-то ворохнулось под сердцем, - ладно, приеду- разберусь и с огурцами, и с птичками, и с тетей Таней! Плохую новость теперь говори, все равно настроение испортила.

            - Мам, ты только не расстраивайся, - прыснула в трубку вредная девчонка, - но Полинка сказала, что у тебя вместо цветов заморских простая сурепка выросла. Она в этом деле разбирается, биолог же. Ты не переживай, мы снова семена купим, тебя тетка на базаре обманула, наверное.

            - Если ты хотела меня добить, то ты это сделала. Сколько я за этими "цветами" ухаживала! И зачем? Чтоб сурепка простая выросла? Ну, и пусть растет себе, должно же что-то на балконе расти. На нее если поглядеть внимательно, так она покрасивше заморских цветов будет, это точно. Ладно, дочь, некогда мне. Пошла я дальше.

            "Обижается, Татьяна, - подумала я, - обижа-ается все. Ну, конечно, самой надо своей головой думать! Тридцать лет дружим, а все ругаемся! Прямо заклятые подруги какие-то! Не может она понять до сих пор, где я шучу, а где правду говорю. Пришла ко мне - мужика просить! Как будто у меня контора по их изготовлению. Ты все можешь, говорит, я чувствую. Помоги мне мужика приобрести, хоть на старости лет. Ну, я и давай над ней шутки шутить. А какого, спрашиваю, хочешь? Только подробно придумай. Рукастого, - отвечает, а сама радостная такая, -  это самое главное. Чтобы ремонт помог сделать и по хозяйству чего." Ну, ладно, говорю, жди, будет тебе такой мужик, рукастый. Самое странное то, что она действительно познакомилась с хорошим и рукастым мужиком. У него и впрямь руки были золотые, все мог, все умел! Но и лупил ее почем зря, когда горькую пил! Ручищами-то  своими. К каждому столбу ревновал. Вот она и выгнала его, когда ремонт был сделан. Кое-как отвязалась. Теперь жалуется, что я виновата. "Просила рукастого и чтоб ремонт помог сделать? - я ей отвечаю, -  вот и получи, фашист, гранату! Еще гадай поменьше!"  А сама смеюсь над ней, нехорошо даже стало, икать от смеха начала. Она ноет, а я икаю от смеха.  Теперь обижается, вот уже почти полгода. Ну, перед всеми я виновата! Как надоело все это! Тут самой бы прорваться!"

Далее

Яндекс.Метрика