Вторник, 19.03.2024, 08:40

ЗИНАИДА ГАЙ

Сайт автора книг об энергиях планет в человеке

Меню сайта
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Скорпизьяна и священная корова

            Махоточкой мы называли дочь, потому что она была несколько долговязой. Еще чаще называли ее Дунькой. Она откликалась. Это было ее второе имя с детства. В последнее время мы все чаще называли ее Скорпизьяной, по году и месяцу рождения. Она не обижалась.  Она умела не слышать то, что не хотела слышать. Ее вообще было трудно обидеть. Во всяком случае, внешне это никак не проявлялось. От меня она научилась наблюдать за своими обидчиками в течение долгого времени. Именно наблюдать. Мстительной ее тоже было назвать трудно, так как она не мстила ни в открытую, ни втихаря. Также не радовалась, если давнишнему врагу было плохо. Она просто отмечала это в своей памяти и все. Галочку ставила.

              Я любила ее с момента зачатия. То, что родится девочка и будет именно такой, я знала сразу, то есть через два часа после того, как маленькие клеточки соединились в моем организме. Это может понять любая женщина, если будет внимательной к себе. Плохо, что роды были тяжелыми. Но и здесь я сама виновата. Надо же мне было за две недели до родов в драку ввязаться! Я шла домой с большим животом и никого не трогала. Но увидела мужичка, лежащего прямо на асфальте. Был уже ноябрь месяц, а снега нет и нет. Но холодно очень. Вот я и бежала потихоньку в своей толстой шубе домой, оставалось всего несколько сот метров пройти. Я думала о том, что когда пойдет снег, тогда и рожу. Как когда-то меня моя мама при снеге родила.  И откуда этот черт взялся на моем пути? Я никак не могла пройти мимо. Ну, пьяный, но ведь человек же! Замерзнет, умрет еще. Трясла его, а он не очухивается. Прохожих просила помочь, а они бегут себе дальше, думают, что баба со своим мужиком пусть сама справляется. А он замерзает! Тогда в скорую позвонила, автомат телефонный совсем рядом, в трех метрах. Там сказали, что на счет пьяных надо в милицию, 02, значит. Я автоматически номер стала набирать и объяснять, что вот такая история. В этот момент меня кто-то за шиворот схватил и давай материть, что я их братка ментам хочу сдать. Да еще сукой ментовской обзывать. Ну, свалили меня, попинали маленько, живота не было видно, да и прикрыла я его руками. Потом домой пошла, да и родила на две недели раньше. В больнице врачи кричали на меня, чтобы я не орала. Тогда я замолчала и говорю со злостью: "Вот сдохну сейчас - будете знать!". Они рассмеялись, я тоже, и все нормально получилось. Тут как раз и первый в том году снег выпал. Еще в больнице я поняла свою ошибку, что нельзя отвлекаться от самого главного дела, от ребенка. Но как замерзающего человека бросить? Его же тоже кто-то родил когда-то. Неужто для того, чтобы он замерз на улице?

            Затем дочь подросла и стала видеть все окружающее в цвете. Наверняка, так видят все дети. Вопрос лишь в том, слышат ли это родители. Я слышала. Кому как не мне было понять ее язык. Она запросто могла заявить, что "тетя Земфира сегодня такая голубенькая и льдистая-льдистая". Тетя Земфира, моя подруга, недоумевала, а мне было ясно, что она сегодня упивается своей чистотой. И летит по бренной земле аки по небу. Этакая чистая и голубенькая льдинка-облачко. Только чистота эта доставалась ей тяжким трудом. Она зарабатывала ее у себя дома. И не с разными мужиками, а со своим мужем-деспотом, этаким скоробогатеньким Буратино, который требовал от нее слишком многого. Но она уже начала привыкать, и отработав свою повинность, могла позволить себе хоть ненадолго почувствовать себя чистой и прекрасной, каковой и была на самом деле. Жалость к ней была лишь проявлением женской солидарности. Теперь она так далеко, на самом краю Земли, даже писем не пишет. Не ностальгирует. И правильно делает. У нее была любимая неизвестная песенка, она ее в минуты грусти напевала:

 

                                   Я сама была звездою,

                                   Но упала, но погасла,

                                   Затерялся свет мой бледный

                                   В темной бездне глаз чужих.

                                   Я летела в тот колодец

                                   Сто веков или мгновенье,

                                   Но за воздух не цеплялась

                                   И на помощь не звала...

 

            Эта песенка выдавала ее с головой и точно указывала на то, что она все еще любит своего мужа. Он, конечно, был обормотом и хохмачом, но еще непревзойденным мастером в своем деле и очень мужественным парнем. Она, по моему мнению,  была лучшей артисткой в нашем городе, но в народном театре. Это только в начале пути к Любви любишь как бы ни за что. Потом приходит разум, и любишь еще и за что-то, за реальные дела. Или начинаешь ненавидеть. Получается, за что полюбишь, за то и возненавидишь, но позже. Она его любила и ненавидела одновременно. Он свои дела делал мастерски, еще и дом содержал в порядке. Дочь их была невероятной красавицей и умницей, им нельзя было расставаться, и они не допустили этой ошибки. Потом он их увез в далекую страну, тогда мне казалось, что он был прав и сделал это не зря. "Не зря" - интересный глагол в русском языке. Она - обещала стать известной киноактрисой в Голливуде, но пока у нее это не получается. Зачем ей это, не пойму, быть еще одним мыльным пузырем. Впрочем, мыльные пузыри бывают так красивы, хоть и недолго. Они напоминают о чем-то очень важном, но о чем?

            Друзья, особенно очень близкие, тоже становятся своеобразным наркотиком для души. Душа с душою говорит, говорит... а потом - раз! И нету разговоров. Понятно, что  с годами все трудней найти того,  кто понимает хотя бы приблизительно твой язык. И вроде все на одном языке говорим, а все же не получается таких разговоров. Когда даже помолчать вместе приятно. Такую  наркотическую зависимость сначала компенсируешь письмами и звонками, как бы дорого они не стоили, а потом все же понимаешь, что это уже не то. Совсем не то. Суррогат какой-то. И предпочитаешь остаться без него. Потому что помнишь еще  многое и не хочется портить себе впечатление.

             Она - чтобы компенсировать потерю - писала, как там хорошо и как много всего. И высылала фотографии из шикарных магазинов или на фоне чего-нибудь, чего у нас нет и в помине. А у нас много чего нет. Чай, не в Греции живем. Мне казалось, что она как бы хвастается новыми приобретениями. Ведь знает, что я покажу эти фото всем нашим общим друзьям, а они вздохнут тяжко и пойдут дальше к своей серой жизни. Вот так некоторое время эмигранты подпитываются завистью оставшихся со своей страной и ее бедами. А проблем было! Мне казалось, что наша бедная Россия как несчастная и больная Мать. Она уже тяготила многих своей неизлечимой болезнью, и потому самые богатые и самостоятельные торопились ее покинуть под любым благовидным предлогом. Чтобы потом слать оттуда приветы и фото с заграничными магазинами и новыми нарядами. И еще ностальгировать якобы. Она, наша всеобщая Мать, радовалась за этих детей. Что они хорошо пристроились и сыты-обуты-одеты. И лица как будто счастливые. А мы, те, кто остался здесь, вроде как неудачники и даже немножко уроды. И потому должны выносить все тяготы ее невыносимой болезни, которая неизвестно когда закончится. И вот мы, дети, которые не покинули ее, получали пинки и тычки от больного организма. Все тяготы переносили вместе. И легче бы самим умереть, чем видеть эту боль и безысходность! Так мы брали на себя самое трудное - быть рядом и не уйти в тяжелое время.

            А тех детей за границами она, как нам казалось, любила намного больше, чем  нас. Ну, конечно, у них же порванные души, у этих эмигрантов. Им тяжелее. Вдали от Матери. И права, наверное, пословица, что дальнее солнце жарче греет. Вот они и грелись. А мы мерзли и души наши тоже,  и стояли в очередях за хлебом и водкой. Потому что закон такой вышел: хоть тресни, а две бутылки водки и бутылку вина купи. Даже если тебе месяц от роду. И мы покупали. И пить начали даже сильней, чем обычно, именно в сухой закон. Мы спивались вместе с больной Матерью-алкоголичкой. Нам было так же стыдно и больно, как стыдно детям за спившуюся мамашу, которая пьяно улыбается из грязной лужи, стоя на карачках. Мы вытаскивали ее, а она ругалась  с нами и даже злобно сопротивлялась. Но бросить ее на произвол судьбы мы не могли. Как бы то не было, это наша Мать. Если бы отошли тогда от нее, ее бы растерзали «сочувствующие». Сколько тогда погибло тех, кто спасал ее изнутри, никто не считал.

            Даже моя никчемная и серенькая жизнь была похожа на дневник Тани Савичевой из блокадного Ленинграда. Последней строкой в ее дневнике было: «Умерли все»… В то лихое время мы тоже были в блокаде, только бомбили нас другими средствами. Они были невидимы глазу и от своей непонятности еще страшней. Нас кто-то ломал через колено, а мы не могли понять, кто это и за что. В воздухе был какой-то неслышимый скрежет. Наша страна меняла свой курс, а кости хрустели у нас. Мы разучились быть гибкими, вот в чем дело. И потому мы ненавидели диссидентов и считали их просто предателями.

Солженицын поучал, как надо жить. Но из-за кордона. Вечный пацан Лимонов злорадно восклицал: «Россия снова дала Ельцину!». «Дала, да не родила»- молча отвечала ему я. Так-то, Едичка! Единственным человеком, уехавшим за границы, который мне нравился, был первый честный предприниматель Артем Тарасов. Но он не пришелся ко двору. Уж слишком хорош и от того подозрителен. Я внимательно наблюдала за всеми его приключениями и ждала, когда же он обозлится и станет клепать на свою родину и поучать, как остальные диссиденты. Слава богу, этого не произошло.

            Во времена русского рэг-тайма было так трудно, что не передать словами. Только анекдотами из жизни. В одну из очень тяжких минут я спросила одного из своих друзей, о чем он мечтает. Он, красивый и тонкий человек во всех смыслах этого слова, закатил глаза и сказал буквально следующее:  «Мечтаю отрастить вот такую большую жопу!», и показал какую. Я не поняла этого юмора. Он объяснил: «А ты заметила, кто сейчас лучше всех живет? Те, у кого жопы здоровые. Это я про мужиков, не про баб. Хряки одним словом! Ну, еще быки». На смену быкам стремительно подрастало новое поколение. Я называла их шустрыми сперматозоидами. Они были, как правило, маленькие ростом и очень, очень шустрые. Непонятно откуда народилось множество наполеончиков с маленькими амбициями. Им всем хотелось захапать своими маленькими ручками побольше пространств. У них это получалось так хорошо, как будто кто-то сверху, с небес помогал им. У них были жадные рты и ласковые глаза.   

             Я понимала ее, свою Россию. Она столько лет жила с Нелюбимым. И детей рожала от нелюбимого. И жалела их, и ненавидела, находя в них его черты. Не было ей равных, вот в чем дело. В мыслях и мечтах своих я венчала ее с Тем, кого она еще не забыла. Но кто это был, я тогда не знала. Когда я пыталась его разглядеть, он слепил меня своим радужным светом, и потому мне трудно было представить его в деталях. Но Он был. А она ждала. И спала-спала-спала. Как спит Елена Прекрасная в своих печальных снах. Снегами закованная, льдами. Где же ты прокололась, спящая красавица? Кто тебя отравил, «райским» яблочком-то? В сказках не было точного ответа. Срочно нужен был царевич Елисей, но где ж его взять.  

           Главной приметой того времени были бесконечные очереди и злая суета. Мне повезло и я отоваривалась в кооперативных магазинах и, следовательно, в этих идиотских очередях не стояла. Немножко поменьше покупала, но чувствовала себя хоть немножко человеком. А все потому, что мой бывший при разводе украл у меня все талоны на все продукты, в том числе на водку, которой все равно было залейся как никогда. Пьяница-муж посчитал это большой удачей, я - тоже. Вот так и делала из лимона кислого вкусный лимонад, как учил великий неудачник Карнеги. Было очень смешно и грустно наблюдать, как вся страна говорила о "нале" и "безнале". Такие вот модные словечки. Даже картинка такая запомнилась. Сидят два конкретных алкаша, прямо на земле и, прислонившись к забору,  рассуждают о том, что "там вагон чего-то спиртного по безналу столько-то, а вот здесь - столько-то. Вот какая разница большая, надо брать".  А у самих даже на бутылку водки не хватает. И самое смешное, что это было понятно и им, и мне. Начался всеобщий дележ. И души наши поделились тоже. В этом ужасе хотелось мстить. За все, особенно за то, что ты лишний по всем меркам. И дети твои лишние. А они, те, кто уехал, нет. Они - хорошие. У них есть завтрашний день, а у нас нет его.

            Подруга вытаскивала меня за кордон всеми способами. И руки и ноги протягивала. Я вроде даже и хотела и слабенькую попытку сделала, чтобы не обидеть ее, но не верила в этот заграничный рай. Если человек раб, то он даже в раю будет рабом. А за кусок хлеба с заграничной колбасой продаваться не хотелось. И вообще ни за что  не хотелось, хотя я понимала, что ничего не стою в смысле денег. Меня можно было купить за бесплатную улыбку в пол-лица и не купить за миллиарды. Как это не странно, в то сумасшедшее время предлагалось и такое. Я верила в себя и свои силы. И откуда только эта вера бралась, тем более что я не крещеная? Если все уедут, то кто же здесь-то будет поднимать? Ну, надорвемся, конечно, немного. Ничего - потерпим. Что теперь, всем в Америке жить?

            И я мстила своей подруге  как могла. И по-детски, и по-женски. Стервозничала помаленьку. Посылала ей интересные рассказы о нашем бытье в письмах. От всех веселые приветы и это было правдой. И как бы говорила ей: " Ну, что, наелась, голодная ты наша? А мы вот еще живые и веселые! Еще и любовь тут у нас до гроба! А ты вот что-то ничего о любви не пишешь и не подружилась ни с кем. Тоска - она и в Африке тоска. Ее лучше дома преодолевать. И вообще - фигли нам, красивым бабам! Прорвемся. И порядок наведем, да такой, что вам всем завидно станет. Еще обратно запроситесь. А мы еще подумаем. Но потом все равно пустим. Ведь вы же наши, какая ни есть, а все ж родня... Вы - нам чего интересного расскажете, а мы вам ничего говорить не будем. Сами смотрите, да не по ихнему вражьему ТВ, а своими гляделками зрите".

            Вы еще вернетесь сюда, на коленях приползете, проситься будете из своего сытого рая. Хвастаться будете, что вы русские, а не какие-нибудь там американцы или французы. Паспортом российским размахивать, как спасительным флагом. 

            Я уже знала, что наши эмигранты  дружат только между собой, не больно-то их в высшее общество пускают. Там иерархия покруче, чем у нас в царские времена. Там тебя и близко не подпустят в свой клан. Самим, наверное, местов мало. И не было у меня ненависти к этой прекрасной стране под красивым названием, недоумение было и непонимание. Я ж не Чегивара. Этого вон не пустили в ихний рай, он и давай их бомбить. Знали бы заранее, чего он вытворит из-за своих комплексов, так всем миром, наверное, скинулись бы и виллу ему купили где-нибудь в Беверли Хиллз. Не-ет, я так не хочу. Мы пойдем другим путем, как говорил Володя Ульянов. И желательно без крови и ненависти. Надоело это все.

             А еще каждый год я высылала ей кассеты с песнями не слишком известного ансамбля "Белая Гвардия". Я знала, что это ей будет очень и очень больно, их слушать. Ну, очень хотелось притащить ее обратно. И чего они там потеряли? Они и здесь намного-намного лучше других жили. Наверное, захотелось еще лучше. А может, просто боялись потерять нажитое? Это нормально. Мы все чего-то боимся и не доверяем друг другу. Но неужели там такое доверие и искренняя любовь и дружба? А потом она вообще перестала писать и звонить. Ей надоело ностальгировать или еще что, не знаю. Она влилась в ту обстановку насовсем и стала гражданкой Америки. Это почетнее, что ли, чем России? Вот если бы гражданином Вселенной или, на худой конец, планеты Земля - это было бы понятно. Каждый должен жить там, где он хочет. Я хочу жить здесь. Но в гости тоже хочу ездить и причем на свои кровные. И чтобы нас радостно встречали и не только за деньги. Но не получается пока.  Как это не получается?  Ни фига! Все равно у нас все получится. Даже сами удивимся. 

            И все равно не хочется осуждать свою подругу. Ни ее, никого  вообще. Откуда я знаю, как бы поступила я на ее месте? И если бы у меня была такая же нормальная семья и муж, который бы приказал мне собраться в двадцать четыре часа? Только вот не было у меня такого мужа, и я сама себе была хозяйкой. Сама себе приказывала, сама выполняла приказы своей души. И ничего хорошего в этом не было, я это понимала. Сердце твое там, где твоя половина. Так что, какая разница, где жить? Лишь бы вместе.

            ... А дочь моя видела все в цвете. И это видение цвета дало моей дочери больше несчастий, чем радостей. Она проболталась об этом, как все маленькие дети делятся радостью открытий. Дети стали требовать от нее угадать, какого они цвета. Не все они были красивых цветов, а она честно говорила об этом. Тогда она еще не умела врать. И приходила заплаканная от того, что дети порвали  ее портфель и закидали в нее снежками, было очень больно. Однажды ее столкнули с ледяной горки, и она получила сотрясение мозга. И все за то, что она не видела их ярко-красными или нежно-зелеными. К счастью, мы переехали в другой район, и я заодно перевела ее в другую школу. Так она поняла, что нельзя рассказывать все. С тех пор она говорит, что не видит больше никаких оттенков. Но я подозреваю, что это не так. Иногда ее взгляд становится прозрачным, но всего на долю  секунды. Я этот взгляд очень понимаю.                 

             Мне всегда было немного жаль ее. Может быть, это была жалость к самой себе. Я любила ее, и кому как не мне было понять, что если пнет мать, то весь мир будет играть с тобой в эти безумные салочки. Если отвернется мать (хоть на мгновение), то отвернется и Бог. Потому нельзя снимать свое материнское покрывало с ребенка, за которого ты отвечаешь. В детстве она была смешливая и немножко конопатая. Иногда любила поныть перед сном, как все дети на Земле. Я ей пела потихоньку или просто сочиняла новые сказки, она засыпала, приговаривая: "Мам! От тебя куриным пахнет! Ты - курица!". Потом я произносила звук, который произносят все женщины мира, успокаивающие своих детей: "Т-щ-щ-щ", и она засыпала. Легкий змеиный посвист, и откуда он к нам пришел? Моя доченька прижималась ко мне еще крепче, несмотря на слабый запах дорогих сигарет.

                         

            Моя дочь стала не любить меня в последнее время, иногда даже казалось, что ненавидит. Она бросала злые и высокомерные слова в мой адрес. Такие уроки проходят все родители. Теперь моя очередь и я тоже ее пройду.  Главное не ожесточиться и не испугаться.

            Интересная картина жизни получается. Вот говорят, что от любви до ненависти один шаг. А от ненависти до любви сколько? Пока ребенок маленький и доверяет своей матери, можно не бояться, что он надолго затаит обиду. Ну, налупишь немного, ну, обидится, поплачет даже. А потом с распростертыми объятьями друг к другу. И никаких обид. Все забыто в одно мгновение. А потом ребеночек этот подрастает, вмешиваются посторонние люди и мнения, правила какие-то общественные, ТВ и книги.  Многое чего вмешивается, не отгородишься же. И прощать становится все трудней, особенно подрастающему ребенку. И вот так и расширяется эта пропасть между матерью и дитем. А между ненавистью, то есть обидой, и любовью пропасть даже получается. В этой самой пропасти пропасть можно, потому что недоверие появляется друг к другу. "Недоверие" - интересное словечко. Вера пропадает, что ли? Но вместо нее появляется другая вера. Ведь "свято место пусто не бывает"? И ладно бы если вера в себя приходит, а то ведь вера в общественные идеалы. И человек теряется как песчинка маленькая в этой огромной пустыне по имени Общество. И в любви то же самое. Сначала веришь во все и прощаешь все. А потом вмешивается кто-то, причем сами пускаем это чужое мнение, и пошло-поехало! Опять ненависть и недоверие. А от нее до любви опять же далеко становится. И между двумя влюбленными пролегает огромная пропасть. И как же преодолеть это самое недоверие? Откуда оно взялось? Нет ответа пока.

            Нынешнюю молодежь понять сложно - так считали родители во все времена, а теперь и наша очередь подошла. Скорее всего, наши дети и сами себя не очень-то понимают.  Потому что родились они от потерянного поколения. Это наша жизнь была более или менее ясной: школа, пионеры, комсомол, институт, замуж, работа по распределению, пенсия в сто тридцать два рубля. Дальше сад, а если повезет - свой домик в деревне. Помню, один из моих любимых начальников как-то спросил меня, долго ли я еще буду работать в НИИ. Мне очень нравилась моя работа, потому что она не мешала мне думать. Я тогда ответила, что буду здесь до тех пор, пока не начнется великое переселение народов. Если же его не будет, то до пенсии точно.  Шутя ляпнула, а получилось именно так, и это больше не было веселой шуткой. Союз развалился на кусочки, как огромная льдина. Интересно, что же это за «Титаник» в нас врезался? Хорошо, что успела объездить почти все республики без всяких там виз и карбованцев. Сейчас бы не смогла. Сама родом из Грузии, а попасть туда проблема. Просто так туда  не поедешь.

            Мы ничего не оставили нашим детям, кроме растерянности в глазах. Им  самим приходится выдумывать новые ориентиры и идеологии. У них другая целина. Она покруче, чем та, которая была в пятидесятых. Они лишены с рождения доброго дяденьки по имени государство. Растут, как в заброшенном детдоме, каждый сам по себе, сбиваются в стайки, и совсем не в пионерские. Что у них на уме, взрослому человеку догадаться невозможно. Говорят то, что от них хотят услышать взрослые. И ведь совсем не для того, чтобы родители не беспокоились, им на это... Они правильные слова говорят, чтобы им самим не мешали думать и жить так, как они желают. Родители для них - отработанный материал. Дети даже не спрашивают совета, как жить дальше, потому что догадываются - их родители и сами не знают. Все только выживают. Пошагово. Изо дня в день. Редко кто может позволить себе загадывать "прекрасное далеко".  А тут еще шептуны по радио и теле: "Скоро, очень скоро Конец Света! Спешите жить! А значит купить именно наши товары». "Размечтались!" – отвечала я.

            Эта необъяснимая боль за дочь не давала мне покоя ни днем, ни ночью.  Наши дети не знали, что важные дяденьки их просто-напросто обокрали. Не знали, но чувствовали, что "в датском королевстве что-то не так".  Да, приходится делать вид, что все хорошо, а будет еще лучше. Как на знаменитом Титанике. Тонем, но шампанское пьем. Кто-то уже сдался на милость судьбе, кто-то еще барахтается и цепляется за других, а мы играем в покер, воскуриваем дорогие сигареты и блефуем. А что руками махать? Может и хорошо, что их обокрали? Они - другие, мутанты какие-то. Они сразу плавать научились в этом безумном море-океане. Еще и нас научат.  

            Все эти мысли пронеслись в одну секунду. Это были даже не мысли, а сгусток боли и вины перед дочерью.

 

            - Экзаменты. Размечтался! Она сейчас уже звонит своей Полинке. Та придет, и тарахтенье на весь день обеспечено. А Полинка-хитрованка тоже скажет матери, что пошла к экзаменам готовиться. Вот и весь расклад.

           - Ну, эта Священная Корова тоже не дура. По всему видать. Не зря же они обе на медальки-то тянут. И, чай, не в ПТУ поступают.

 

            Мы прозвали подругу нашей дочери Священной Коровой потому, что она была очень высокой и дородной девицей. Волосы длинные, слегка вьющиеся и белокурые от природы. Красивая  и спокойная девушка. Ее ничем невозможно было смутить. Она только вскидывала свои длинные ресницы и долго-долго смотрела ласковым взглядом на человека, которые делал такие попытки. И человек этот сам смущался. Какая-то сплошная безмятежность, как в том мультике про корову и влюбленного крокодила. И ведь не тупая при этом, а очень даже наоборот. И рот на замке. Она как бы паслась на изумрудном лугу, который принадлежал только ей. Никто и не посягал на ее территорию. Все было обеспечено родителями на сотни лет вперед. На лугу всегда была отличная погода. Наша Дунька более нервно воспринимала жизнь, потому что на нашей улице и камнепады случаются. Видимо, Полинке не хватало этой острой приправы, вот они и дружили уже много лет. 

 

            - Ну, об чем им сейчас трындеть? Им же некогда должно быть!

            - А об чем все бабы мира во все времена трындят? О нас родимых, о нас красавцах! О мужиках! На это дело всегда время найдется. Главное - это мы. А остальное приложение.

            -  Ну, пошел - поехал, красавец ты наш. А что же это мы не сообщили нашей любимой тетушке из Бразилии,  об отъезде? Не жаль родственницу? И ты не напомнил.

            - Такая дорога, сама понимать должна, как роды.  Ты ж у меня девочка большенькая, вот и соображай. Чем меньше народу знает, тем легче родить. Тьфу ты, то есть доехать. Так что пусть надеется, что мы тут, где-то недалеко. А Дунька не проболтается.

            - Да уж, она кого хочешь надует. Мешок с хитростями.

            - В этот мешочек руку сунь, дык не знай на чо напорисся. То ли на капкан, то ли кучу червяков.

 

            Это он вспомнил мой давний рассказ о Дунькином детстве. Она любила собирать на улице дождевых червяков и приносить их домой в карманах. Погреться, видите ли. Сама потом о них забывала, а я, решив постирать ее плащик, конечно, натыкалась на кучу полудохлых червяков. Очень "приятные", доложу я вам, ощущения! 

 

            - Ну, все, подруга, вот мы и на трассе. Можно немного расслабиться.

 

            На выезде из нашего города как на ладони видны близлежащие села, а в них старинные церкви. Колоколенки, словно золотые луковки, посажены в небо чьей-то заботливой рукой. Интересно, что же там, в небе, из них прорастает? Наверное, очень красивые цветы. До нас, несмотря на гул автомобилей, все же донесся перезвон колоколов. Он был не  тревожным, а нежно-радостным. Звонарей не было видно, а я вдруг задала себе неожиданный вопрос:

Далее

Яндекс.Метрика